» Автобиографии » Избранное » Ранняя лирика » Маленькие поэмы
» Черный человек » Стихи 1910-1915 » Поэма о 36 » Анна Снегина
Его называли Франсуа Вийоном

Нередко Есенина вместе с Вийоном причисляли к гениальным безумцам всех времен и народов. Художник Юрий Анненков, которому также довелось встречаться с поэтом и ощутить необъяснимое обаяние его артистической натуры, писал в воспоминаниях о нем: «Настоящее художественное творчество начинается тогда, когда художник приступает к битью стекол. Биллона, Микельанджело, Челлини, Шекспира, Мольера, Рембрандта, Пушкина, Верлена, Бодлера, Достоевского и tutti quanty можно ли причислить к людям comme, il faut?»

Писатель Н.Н.Никитин, вспоминал: «Есенин, конечно, не был ангелом, но я предпочитаю следовать не за распространителями «дурной славы», которая сама бежит, а за Анатолем Франсом. Франс очень верно и мудро говорил о Верлене: «...нельзя подходить к этому поэту с той же меркой, с какой подходят к людям благоразумным. Он обладает правами, которых у нас нет, ибо он стоит несравненно выше и вместе с тем несравненно ниже нас. Это бессознательное существо, и это такой поэт, который встречается раз в столетие». Я верю в то, что это же самое вполне приложимо к Есенину».

Вместе с биографическими параллелями с французскими писателями возникали и параллели творческие. Вспоминая Есенина, Илья Эренбург справедливо заметил: «Он не писал о том, как делать стихи, никогда не приравнивал труд поэта к производству, но смешно уверять, что он был наивным песенником. Да и были ли когда-нибудь такие? Пять веков ходила легенда о «бесхитростном поэте» Франсуа Вийоне, пьянице и преступнике, который писал, как ему Господь Бог на душу положит. Недавно Тристан Тцара сделал открытие: заключительные строки баллад Вийона - шифрованные, в них поэт рассказывает правду о своих любовных горестях и о своих преступлениях. Нужно воистину великое мастерство, чтобы строки, где каждая пятая или седьмая буква - шифр, показались естественными, чтобы никто не догадался о трудностях шифровальщика...»

Таким же загадочным гением был Есенин. Вспомним стихи, которые он сам назвал первыми:

    Там, где капустные грядки
    Красной водой поливает восход,
    Клененочек маленький матке
    Зеленое вымя сосет.
Откуда взялся этот маленький трогательный клененочек? Критики уже заметили, что во всей поэзии XIX столетия не встретишь ничего подобного, не найдешь такого и у символистов. Не говоря уже о том, что в русском фольклоре одушевление природы происходит лишь на духовном уровне. У Есенина же - «Клененочек маленький матке Зеленое вымя сосет». Это самое кудрявое русское дерево, головой похожее на поэта, стало его своеобразным двойником. Оно выросло и состарилось буквально на наших глазах. Оно сопровождало героя есенинской лирики и героев «Пугачева» и «Поэмы о 36». И как заметил один из эмигрантских критиков, «строки: «Стережет голубую Русь Старый клен на одной ноге», несмотря на свою парадоксальную новизну,запечатлелись в сознании народа и явно вросли в общую российскую мифологию».

В мае 1921 года Есенин писал Иванову-Разумнику: «Не люблю я скифов, не умеющих владеть луком и загадками их языка. Когда они посылали своим врагам птиц, мышей, лягушек и стрелы, Дарию нужен был целый синедрион толкователей. Искусство должно быть в некоторой степени тоже таким».

В стихах Есенина все естественно и просто - как растет трава, как течет река, как наступает рассвет, - и в то же время таинственно и загадочно. Подсчитано, что в его стихах свыше 30 наименований птиц, более 20 пород деревьев и около 20 видов цветов. И этот реальный конкретный мир становится «царством космических тайн», которое поэт создает из земных вещей и явлений.

Что означают слова из поэмы «Пугачев» (1921): «Прыгают кошками желтыми Казацкие головы с плеч?» И почему Есенин сравнивает Тамбовцева, одного из действующих лиц этой поэмы, с белым коршуном, ведь такой породы птиц нет в природе?

Образы Есенина вызывают множество ассоциаций, и для их разгадки нужен «целый синедрион толкователей». Но несведущему читателю они кажутся простыми и естественными и никто не догадывается о трудностях шифровальщика. Подобно Франсуа Вийону, владевшему тайнами французского языка, Есенин мастерски владел тайнами русского Слова.

Почти 70 лет ученые разгадывают природу «таинственного незнакомца» из поэмы «Черный человек». Но еще никто не обращал внимание на тот смысл, который несет заглавие раннего варианта поэмы 1922-1923 годов: «Человек в черной перчатке». А его проясняет неожиданная параллель: пьеса одного из собратьев Есенина по имажинизму, В.Г.Шершеневича, называлась «Дама в черной перчатке» (1921). Естественно, что содержание пьесы Шершеневича о масонском заговоре, любви, ревности и убийстве Есенин прекрасно знал. Закономерно также, что перчатка (и зеркало), как это обычно бывает у Есенина, приобретала роль символического знака, несущего множество значений. Перчатка - символический знак масонов (белая, символ чистоты побуждений, а не черная - изображение перевернуто). Кроме того, перчатка - деталь одежды, которая имеет немало бытовых значений. Бросить перчатку кому-нибудь - в переносном смысле вызвать на борьбу, состязание, дуэль. «Он в перчатках умывается», - говорят тому, кто модник и щеголь, неженка. «Перчатку потерять - к несчастью», - примета. «Смял его, как перчатку».

Одетая перчатка закрывает руку, на которой начертаны линии судьбы (гадание по руке) и имеет значение скрытого и таинственного. Поэт придавал этому образу философский смысл. «Есенин любил конкретно выражать свои мысли, - писал Иван Грузинов, вспоминая встречи с поэтом в 1919 году, - любил наглядность в объяснении. Любил подкреплять свои мысли сравнениями».

Так, выворачивая перчатку и показывая ее собеседнику, он иногда произносил такую фразу: «Я выворачиваю мир как перчатку».

Эта метафора также запечатлелась лишь в первом варианте названия поэмы «Черный человек». Но вложенный в нее смысл остался присущ и окончательному варианту. Герой «Черного человека» выворачивает как перчатку самого себя и обнаруживает свою иную суть.

В окончательном варианте поэмы перчатка отсутствует, но остается перекличка первой строки-рефрена поэмы «Черный человек» («Друг мой, друг мой, я очень и очень болен...») с первой строкой предсмертного стихотворения Есенина («До свиданья, друг мой, до свиданья...»). Об этой строфе последнего стихотворения израильский литературовед Омри Ронен заметил, что Есенин «памятливо прочел» немецкую масонскую похоронную песню в переводе Ап.Григорьева.

Поэтическая символика отдельных предметов и обрядов масонов (шляпа, перчатки, тайный язык жестов, сопоставление белого с черным и др.) приоткрывает еще одну тайну, зашифрованную в трагической поэме Есенина «Черный человек».

Исследователи творчества Есенина, обращавшиеся к анализу его поэзии в разные годы, видели в есенинских стихах множество различных литературных параллелей, совпадений, перекличек, особенно со стихами русских писателей классиков: А.Пушкина, М.Лермонтова, Н.Гоголя, Ф.Достоевского, А.Кольцова, И.Сурикова, И.Никитина, а также А.Фета и Ф.Тютчева, А.Блока и современных Есенину поэтов А.Белого, Н.Клюева, С.Клычкова, П.Орешина, А.Мариенгофа, В.Шершеневича и др. Отмечалась «интертекстуальная связь» между стихотворениями «Отговорила роща золотая...» Есенина и «Давай ронять слова...» Б.Л.Пастернака и «Выхожу один я на дорогу...» М.Ю.Лермонтова. Многие критики, обнаруживая прямые цитаты классиков в стихах Есенина, называли его литературным поэтом. Обилие реминисценций в поэзии Есенина позволило Ю.Тыняннову еще в 1924 году явно полемически заявить, что Есенин «кажется порой необычайно схематизированным ухудшенным Блоком, пародированным Пушкиным и даже «хрестоматией от Пушкина до наших дней». Имажинисты также считали Есенина литературным человеком. А.Мариенгоф в «Романе без вранья» так комментировал слова Есенина: « - Знаешь, Толя, сколько народу шло за гробом Стендаля? Четверо!.. Александр Иванович Тургенев, Мериме и еще двое неизвестных. Я невольно подумал: «До чего же Есенин литературный человек!» По большому хорошему счету - литературный. А невежды продолжали считать его деревенским пастушком, играющим на дулейке».

И.Эренбург писал о встречах с юным Есениным в годы революции: «Есенин меня удивил: заговорил о живописи, недавно он смотрел коллекцию Щукина, его заинтересовал Пикассо. Оказалось, что он читал в переводе Верлена, даже Рембо...»

Интерес к французской литературе, особенно поэзии, обострился у Есенина в имажинистский период. Имажинистами был воспринят опыт первых французских символистов, так называемых «проклятых» поэтов: Ш.Бодлера, П.Верлена, А.Рембо и других, которых немало переводил В.Шершеневич.

В статьях и письмах, написанных в разные годы, Есенин упоминал французских писателей Шарля Бодлера, Поля Верлена, Жан-Жака Руссо, А.Мюссе. Имя Шарля Бодлера наряду с именами русских писателей В.Белинского, а также А.Пушкина, М.Лермонтова, Н.Гоголя, А.Кольцова, Н.Некрасова семнадцатилетний Есенин называл, в письме Г.А.Панфилову, правда, в отрицательном плане. А за несколько дней до трагической гибели говорил В.Эрлиху, что «не понимает и не хочет понимать Анатоля Франса» и «не любит писем Пушкина». Но еще в 1920 году, обвиняя своих собратьев имажинистов в отсутствии чувства родины «во всем широком смысле этого слова», Есенин в статье «Быт и искусство» использовал яркую литературную параллель с рассказом Анатоля Франса «Жонглер богоматери». «У Анатоля Франса есть чудный рассказ об одном акробате, который выделывал вместо обыкновенной молитвы разные фокусы на трапеции перед Богоматерью. Этого чувства у моих собратьев нет. Они ничему не молятся, и нравится им только пустое акробатничество, в котором они делают очень много головокружительных прыжков, но которые есть ни больше, ни меньше как ни на что не направленные выверты».

В статье «Отчее слово» (1918) Есенин цитировал Руссо: «Прекрасное только то - чего нет», - говорит Руссо, но это еще не значит, что оно не существует». Есенин цитировал Руссо не случайно. Русский критик-эмигрант М.Слоним в начале тридцатых годов писал: «Мотивы опрощения, возврата на лоно спасительной матери-земли, отдаленно роднящие Есенина с Руссо, звучали в этих мечтах поэта о золотом веке грядущего человечества».

Не случайно возникло и упоминание Эдгара По и Мюссе в письме Есенина поэту М.Л.Брагинскому (Нью-Йорк, конец января 1923 г.). «Это у меня та самая болезнь, - писал Есенин, - которая была у Эдгара По, у Мюссе. Эдгар По в припадках разбивал целые дома». Имена Мюссе и Эдгара По, окруженные легендами об их пьянстве и непристойностях, служили здесь для Есенина оправданием своего неуравновешенного поведения на вечеринке, устроенной в честь Есенина и Айседоры Дункан на квартире М.Л.Брагинского в Нью-Йорке. Однако здесь же есть намек на их склонность к мистификации и зашифрована другая более глубокая биографическая и творческая близость.

Как вспоминали современники, Есенин нередко шел в творчестве от поразившего его биографического факта или легенды. Приятель поэта, писатель и журналист Н.К.Вержбицкий считал, что есенинские строки «Ах, у луны такое Светит - хоть кинься в воду...» из стихотворения «Море голосов воробьиных...» (1925) связаны с рассказанной им поэту легендой о китайском лирике VIII века Ли Бо (Ли Пу). Согласно этой легенде. Ли Пу, бежав от любви императрицы, дошел до огромной реки Янцзы, поселился здесь и часто ночью на лодке выезжал на середину реки и любовался лунным отражением. Однажды ему захотелось обнять это отражение, так оно было прекрасно. Он прыгнул в воду и утонул. Есенина поразила эта легенда...

Возможно Есенина так же поразила жизненная параллель, сближавшая его с Мюссе. Несомненно, он мог ощутить ее во время своего бурного романа с Айседорой Дункан. Когда Есенин встретился с Дункан, ему было 26 лет, ей - около 45. На первый взгляд они воспринимались многими современниками «чудовищно парадоксальной четой». Мюссе, юноша с золотистыми кудрями, в 22 года также страстно влюбился в знаменитую писательницу-романистку Жорж Санд. Ей было под тридцать лет. Современники считали, что трудно себе представить два существа более разнородные. Но вскоре Жорж Санд полюбила другого, а Мюссе заболел нервной горячкой. Этот факт биографии Мюссе и имел в виду Есенин, сравнивая себя с французским поэтом в письме к Брагинскому. Но за фактом скрывался интерес к творчеству замечательного французского поэта и особенно к шедевру его лирики - циклу «Ночи», вдохновительницей которого была Жорж Санд. В поэме Есенина также идет речь о любви к Дункан. Черный человек говорит о поэте: «... И какую-то женщину, Сорока с лишним лет. Называл скверной девочкой И своею милою».

«Ночи» Мюссе и «Черный человек» Есенина связаны не только обстоятельствами создания и отраженной в них жизненной ситуацией, но и написаны в одно и то же время их жизни, в расцвете таланта. «Декабрьская ночь», наиболее близкая «Черному человеку» по содержанию и настроению, написана в 1837 году, когда Мюссе было 27 лет. В 1923 году, когда Есенин писал «Черного человека», ему было столько же.

Есенину, внимательному читателю Мюссе, была близка его поэзия, насыщенная реальными, земными мотивами, и его трактовка трагической судьбы поэта. Знаменитый образ пеликана (является в масонстве символом спасителя мира, высочайшей мудрости и благодати!), который кормит птенцов собственной плотью, из стихотворения «Майская ночь» Мюссе - это поэт, обнажающий пред людьми раны своего сердца.

    Так делают, поэт, великие поэты,
    И поступать всегда, как этот пеликан,
    Ненарушимые дают себе обеты,
    И человечество, любовию согреты,
    Питают кровию своих сердечных ран!
Образ поэта, обнажающего перед своим собственным отражением боль, муку и тоску своей души в «Черном человеке», еще более определенно воплощен в стихотворении Есенина «Быть поэтом - это значит то же...» (август 1925).
    Быть поэтом - это значит то же,
    Если правды жизни не нарушить,
    Рубцеватъ себя по нежной коже,
    Кровью чувств ласкать чужие души.
Стихотворения из цикла «Ночи» Мюссе и поэма Есенина «Черный человек» построены на диалоге. В Майской, Августовской и Октябрьской ночах Мюссе это диалог Поэта и Музы, а в «Декабрьской ночи» - почти как у Есенина - диалог Поэта и его двойника - Призрака, одетого в черное. Характерны также переклички времени действия («Декабрьская ночь» и «В декабре в той стране Снег до дьявола чист» - «Черный человек») и сквозных мотивов этих произведений: душевной боли, болезни и бреда.

Все эти переклички и совпадения мотивов произведений французского и русского поэтов можно было бы отнести к совпадению настроений или независимым литературным параллелям, если бы не поразительная близость деталей и образов поэмы «Декабрьская ночь» и «Черный человек». Эта близость касается не только центральных образов: человек, одетый в черное, и черный человек, собственное отражение, с которым постоянно встречается герой-поэт, книга, в которую смотрят герой и призрак, воспоминание о женщине, которую любил поэт, ночная птица, холодная метель, и свирепый вихрь за окном — но и странной загадочной метафоры, в основе которой лежит необычное сравоспоминанийвнение и обращения к прошлому со службой водолаза. В поэме Есенина слова о водолазе появляются в ответ на напоминание черным человеком изломанных и лживых поступков и жестов поэта:

    « Черный человек!
    Ты не смеешь этого!
    Ты ведь не на службе
    Живешь водолазовой.
    Что мне до жизни
    Скандального поэта.
    Пожалуйста, другим
    Читай и рассказывай».
В «Декабрьской ночи» Мюссе с водолазом сравнивается сам поэт, поднимающий со дна души воспоминания о прошлом:
    И я блуждал по пропасти забвенья,
    Как водолаз по водной глубине,
    Свой лот во все пускал я поправленья,
    И о любви на месте погребенья
    Я слезы лил в полночной тишине.
Черный гость, видение из поэмы «Декабрьская ночь» Мюссе встречается поэту на торном пути в дни испытаний. Он является молчаливым свидетелем тоски и горестных утрат. Вот два отрывка из стихотворения (в пер. А.Мысовской), в которых герой встречается с призраком:
    Еще вчера ты вечером явился:
    Гуляла в мгле холодная метель;
    Свирепый вихрь, как птица в окна бился,
    А я сидел, склонившись на постель.
    Тут у окна, скользя во тьме холодной,
    Мелькнула тень знакомая опять;
    Своей стопой, беззвучной и свободной,
    Она прошла и села на кровать.
    Зачем ты здесь, угрюмое виденье,
    Мой черный гость, с задумчивым челом?
    Что это, сон? мечта воображенья?
    Но не свое ль я вижу отраженье,
    Когда с твоим встречаюсь я лицом?
В завершение призрак - спутник жизненного пути Поэта, который делит с ним его печали и сопровождает его всю жизнь, открывает свое имя:
    Я - одиночество, мой друг!
Поэма Есенина - более динамична и трагична. Это тоже поэма об одиночестве, когда человек остается наедине с самим собой. Черный человек появляется в ней дважды в аналогичных ситуациях:
    Черный человек,
    Черный, черный,
    Черный человек
    На кровать ко мне садится,
    Черный человек
    Спать не дает мне всю ночь.

    Вот опять этот черный
    На кресло мое садится,
    Приподняв свой цилиндр
    И откинув небрежно сюртук.

Диалог героев есенинской поэмы проникнут горькой иронией и обнажает душевные муки «скандального поэта». Его черный человек олицетворяет не только болезнь мира и все злое, темное и лживое в человеке, но и трагедию художника, продающего за песню свою жизнь. Это еще и собственный литературный образ прохвоста и забулдыги, созданный самим поэтом и теперь живущий самостоятельно, независимо от него. Прокатившаяся дурная слава похабника и скандалиста как бы материализуется и так мучительно преследует поэта, что у него возникает желание уничтожить «прескверного гостя»:
    Я взбешен, разъярен,
    И летит моя трость
    Прямо к морде его,
    В переносицу...

    ... Месяц умер,
    Синеет в окошко рассвет
    Ах, ты, ночь!
    Что ты, ночь, поковеркала?
    Я в цилиндре стою.
    Никого со мной нет.
    Я один...
    И разбитое зеркало...

Характерно также, что указанное письмо Есенина с упоминанием Мюссе написано именно в Нью-Йорке в конце января 1923 года. К этому времени Есенин с Айседорой Дункан дважды побывал на родине Мюссе во Франции. В первой половине августа

1922 года они жили на курорте Лидо в Италии. Очень любопытно, что «Лидо, где берег холмистый У ног Адриатики чистой Как будто покоится сном», упоминается в стихотворении «Декабрьская ночь» Мюссе как одно из мест встреч Поэта с черным гостем! Есенин, обладавший прекрасной памятью, мог припомнить эти строки, так как, по собственным словам, писал поэму о встречах с черным человеком за границей в 1922 и 1923 годах.

Конечно, все эти аналогии и переклички не стоит абсолютизировать, но они очень любопытны и существенно дополняют множество литературных и жизненных реалий, отразившихся в поэме Есенина «Черный человек». Здесь как в зеркале отразились и причудливо пересеклись воздействия В.Шекспира и В.Гете, А.Пушкина и Н.Гоголя, А.Белого и А.Блока, Э.По и А.Мюссе. Обращение к русской мифологии обогатилось опытом мировой литературы, а также конкретными жизненными обстоятельствами. Каждый из литературных источников помогает глубже понять многозначный философский смысл поэмы «Черный человек». Обращение Есенина к творчеству Мюссе, у которого П.И.Чайковский видел «столько же общечеловеческой вечной и не зависящей от эпохи и местности правды, как и у Шекспира», и к его знаменитым «Ночам», где по словам Э.Золя, его голос звучал, как «крик любви и горя всего человечества», лишний раз доказывет, что поэму «Черный человек» Есенина неверно трактовать так, как ее до сих пор оценивали исследователи: «кульминация мотивов личной трагедии поэта» (К.Зелинский), предвестие «трагического исхода», «взволнованный приговор», связанный с болезнью поэта (А.Волков), «реквием поэта» (Ю.Прокушев) или связывать ее содержание только с элементами литературной полемики и биографии поэта.

Абсолютизация значения биографических и жизненных ассоциаций, а также привязывание времени создания «Черного человека» Есенина к последним дням жизни поэта сужают ее смысл и обедняют философское содержание. Есенин действительно награждает лирического героя поэмы своими чертами вплоть до портретного сходства и биографии, но биографические и литературные источники и жизненные впечатления переплетаются в ней настолько тесно, что каждый образ выступает как символ этого многозначного синтеза. Поэтому в «Черном человеке» Есенина, как и в поэзии Мюссе, «столько же общечеловеческой вечной и не зависящей от эпохи и местности правды, как и у Шекспира». А тоска и боль его героя звучит как тоска и боль всего человечества и каждого отдельного человека.

Прямые переклички, литературные и биографические ассоциации с Мюссе лишь обнажают неповторимое своеобразие их трактовки русским поэтом. Поэма «Черный человек» приобретает характер спора и диалога с «Ночами» Мюссе. Эту разницу подчеркивал и сам Есенин. Вскоре после смерти поэта 10 января 1926 года писатель А.И.Тарасов-Родионов сделал запись о последней встрече с Есениным 23 декабря 1925 года в Москве и их последнем разговоре. Тогда А.И.Тарасов-Родионов сказал Есенину: «...Ты хитрый мужичонка и себе на уме, но ты не спекулянт и есть у тебя душа огромная и нежная, которую ты сам ломаешь до боли и заставляешь кричать на весь народ. И вот тебе и больно от этого, и сладко от этой самой боли, знаешь, как у Альфреда Мюссе... «Эти горькие мгновенья не дороже ль жизни всей?». Есенин лукаво ухмыльнулся. "- Да, хитрость есть, и это неплохо, а насчет сердца это ты тоже верно сказал. Оно у меня очень болит и очень кричит. Только не по Альфреду Мюссе. Я его не терзаю, - и он болезненно замотал головой. - Оно само терзается.

В этом разговоре с А.И.Тарасовым-Родионовым Есенин сказал и о собственном понимании взаимосвязи жизни и творчества, которая является одной из основных тем поэмы «Черный человек» и «Ночей» Мюссе. Мюссе находит утешение в воспоминаниях, которые остаются с человеком и приносят утешение. Недаром биографы писали, что у него нет биографии и история его жизни есть история его сердца. Поэтому Мюссе называет черного гостя, который делит с поэтом минуты слез и горестных утрат, своим братом. Есенин приносит в жертву искусству всю свою жизнь. И его встречи с черным человеком, который водит пальцем по мерзкой книге жизни поэта, вызывают тоску и боль.

Отсюда резкий контраст трактовки Есениным совпадающих с Мюссе мотивов и образов. Одна и та же метафора, в основе которой лежит уподобление воспоминаний службе водолаза, отражает различную диалектику жизни и творчества двух поэтов. В «Декабрьской ночи» Мюссе сам поэт сравнивает себя с водолазом, поднимающим со дна души воспоминания об ушедшей любви. В поэме Есенина слова о водолазовой службе появляются в ответ на напоминание черным человеком изломанных и лживых жестов поэта и приводят его в ярость.

Здесь так же, как в случаях перекличек с блоковскими текстами, Есенин «только разрабатывает детали, подчеркивает неуловимые штрихи, нагромождает параллели», но отнюдь не для того, чтобы подчеркнуть близость, а наоборот - противопоставить собственную трактовку той или иной темы и свою индивидуальность. У Есенина свой подход и своя оценка своего зеркального отражения. Он ясно осознает, что мир, окружающий его, болен, и этой болью болен поэт. Он смотрит на внешний образ своей души и своей жизни двойным зрением - своими и чужими глазами, глазами мира.

«Петь по-свойски, даже как лягушка» - вот главное эстетическое кредо Есенина, который сравнивал себя с «цветком неповторимым». Мюссе принадлежит известный афоризм «Мой стакан мал, но я пью из своего стакана». Этого французского гения нередко сравнивали и с белым дроздом, который родился в семье обыкновенных черных дроздов и пел необыкновенным голосом. Белый дрозд и зеленая лягушка могли петь об одном и том же, но их пение всегда оставалось неповторимым.

    © «Российская провинция» 1995(4) Н. Шубникова-Гусева
Copyright © 2000—2003 «Сергей Есенин» Rambler's Top100
Гоголь Паустовский css